Всякая морда благоразумного фасона вызывает во мне неприятное ощущение. © Хармс
Большая стрелка на часах победно тикнула, достигнув числа двенадцать. Уже полдень. Устроившись удобнее на стуле, я подавила зевоту. Сегодня очередь к кураторам оказалась непривычно длинной. Я окинула взглядом приемную. На лицах присутствующих читалось те же утомление и уныние, что испытывала и я в ожидании. Знакомые тихо переговаривались, без интереса, от скуки. Кто-то лениво листал старые журналы, невидящим взглядом скользя по тексту. Я попыталась представить, что за люди сидят рядом со мной. Я видела их много раз на протяжении множества лет и не знала даже их имен, которые назывались при мне, но которые я упорно забывала каждый раз.
читать дальшеНапример, вот этот паренек напротив меня. Слушает плеер, закрыв глаза. Ногой и пальцами постукивает в такт ритму только ему слышимой музыки. Худой с длинными руками и ногами, пальцы тонкие – наверное, играет на фортепьяно, по-детски пухлые губы, румянец на щеках, черты лица еще мягкие, детские. Никогда раньше не видела его в приемной, наверное, посещает куратора в первый раз. Так рано, он же еще мальчишка. Возраст, когда тебя начинают вести, все снижается и снижается. Даже ребенком побыть не успеваешь. Мне стало грустно, и я вздохнула чуть тяжелее обычного.
Неожиданно парень открыл глаза. Мы встретились взглядами и не спешили их отводить. Не было смысла. Если наши жизни должны пересечься, так оно и будет. А если нет, то не стоит и волноваться, чтобы мы ни делали, это не отразится на нашем будущем.
Может он и выглядел как ребенок, но чувствовал себя уже совсем как взрослый: спокойный, безразличный, не ищущий. Они уже успели вытравить из него все любопытство и весь азарт, непостоянство и бунтарство.
Зато во мне вдруг проснулось странное чувство протеста. Захотелось вскочить с места, схватить мальчика и вытащить его отсюда, убежать. Влезть в его жизнь, узнать о нем все, заставить выслушать все о себе, переплести наши жизни вопреки предписаниям, нарушив запланированное будущее. Чтобы они сделали с этим?
Но я даже не двинулась с места, выражение моего лица не изменилось, оставаясь таким же холодным и равнодушным, как и у мальчика напротив. Я уже и забыла что это такое – ошибаться и делать что-то не так, делать что-то импульсивно и непреднамеренно, непредсказуемо. Но это была справедливая плата за безопасность и уверенность.
Дверь приемной открылась, и в проеме показалась молоденькая девушка куратор. Она сверилась со списком и произнесла мое имя. Паренек закрыл глаза и снова погрузился в музыку. Я встала с места и проследовала за девушкой в комнату. Мы прошли к ее столу, отгороженному перегородками от других рабочих мест.
Девушка жестом предложила мне присесть, молча заняв свое место и начав открывать какие-то файлы в своем компьютере. Я достала идентификационную карточку и протянула ей, тут же расслабленно откинувшись на спинку стула. Стандартная ежемесячная операция, никаких неожиданностей и волнений.
Куратор ввела мой номер, сверилась с базой данных о выполнении всех предписаний, вернула мне удостоверение с новой отметкой о прохождении ежемесячной проверки.
- Поздравляю, вы успешно прожили предыдущий месяц, выполнив все предписания, – она поводила мышкой по столу. Тут же проснулся и заработал принтер. Мы терпеливо подождали, пока он выплюнет все листы и снова замолчит. Куратор протянула мне распечатки. – Вот ваша программа на следующий месяц. Вам везет, он будет спокойный и радостный, - девушка улыбнулась хоть и тепло, но по привычке. – Даже есть новое знакомство с отличными перспективами на дружбу.
Я вежливо улыбнулась и кивнула в ответ.
- Всем бы моим подопечным так везло. И все бы все вовремя выполняли, как вы, - куратор покачала головой. – А то порой такие проволочки, столько задержек, переносов из месяца в месяц, длительные болезни. – Она вздохнула и, немного помолчав, снова вернулась к официальному тону беседы. – Как всегда, свою программу вы так же можете просмотреть в интернете на вашей личной странице. Всего доброго.
Я встала с места и, попрощавшись, двинулась к выходу.
А ведь я даже не знаю, как зовут моего куратора, хоть и хожу к ней уже несколько лет. Просто смысла в этом нет. У нас нет предписаний на дружбу или приятельские отношения, так что это ни к чему. Хотя мне немного жаль, она мне всегда нравилась, хотелось бы узнать, чем она живет.
Паренек в приемной при моем появлении открыл глаза и равнодушно проводил меня взглядом до выхода. Я чувствовала, как он, не моргая, уставился мне в спину. Наверное, пытается угадать, будет ли в его программе пункт, связанный со мною. Ему это в новинку, ему, наверное, еще интересно, что будет дальше в его жизни. Жаль, что я утеряла это.
Впереди был еще почти целый день, и мне не хотелось проводить его дома. Я направилось в привычное место – в кофейню неподалеку от своей квартиры. Небольшая уютная, с приглушенным светом, в ней всегда было тихо и мало посетителей. Устроившись в углу на диване, заказав привычный фруктовый чай, я взялась за изучение программы на следующий месяц.
На работе все хорошо, с клиентом, над которым я бьюсь уже месяц, наконец, будет подписан договор, меня ждет премия. Я хмыкнула: а вот мою соперницу ждут неприятности за наконец вскрывшиеся махинации.
Личная жизнь. Я мельком проглядела этот раздел. Макс, наконец, познакомит меня со своими родителями, надо же, свершилось. Отношения становятся все более серьезными. Вернется из своей закрытой командировки в Институте Планирования, и точно устроит семейный ужин.
Встречи с Соней почти на каждой недели, еще три с Наташей, несколько походов нашей компанией в кафе и боулинг. Ничего интересного.
Раздел семейных отношений пока пуст. Родители умерли, братьев сестер нет, а помолвку стоит ожидать только через пару месяцев.
Так, Саморазвитие. Несколько скорее энциклопедических, чем художественных книг – название не вдохновляют, но должны быть мне интересны, не зря же подбирают «строго согласно вашей индивидуальности, ошибки невозможны», авторские фильмы, записи спектаклей. Все старое, проверенное временим. Сейчас уже ничего не снимают, не пишут, не создают. Нет необходимости. Да и проверку вряд ли пройдешь со своим произведением. Кому они нужны? Вдохновение оно вне планирования, его не предугадаешь, творить по предписаниям сложно.
Непредвиденные обстоятельства – пусто. Хорошо, никаких аварий и прочих неприятностей. Хотя могли бы выигрыш в лотерею предписать.
Я отложила в сторону свою программу. Хоть я и выполняю ее всегда четко и вовремя, делаю это без особой охоты и энтузиазма, как когда-то, когда только начала посещать куратора. Тогда я так радовалась, гордилась этим, чувствовала себя взрослой. Даже сама составляла себе программу, пытаясь угадать что ждет, а потом сравнивала с выданной. Мечтала получить профессию конструктора судеб. Но нет, мне выпало заниматься торговлей. Это было большое разочарование, даже несмотря на то, что в своей профессии мне дали быть успешной, поскольку у меня были необходимые для этого способности. После этого читать программу стало совсем неинтересно. Будет то, что будет, и нет смысла ждать и предугадывать что-либо.
Я заказала к чаю десерт и принялась за сегодняшнюю газету. Я должна была быть в курсе всех дел города, таков мой характер, а значит мое предписание. Сухой газетный язык давался с неохотой, но я пересиливала себя, заставляя прочесть каждую статью.
Я то и дело поглядывала на часы. Наконец, стрелки показали мне половину третьего, значит, сейчас они придут. Я свернула газету и убрала ее в сумку, дочитаю вечером. Заказала себе еще чаю. Официантка как раз принесла мне кружку, когда в дверях появились они.
Как всегда, смеясь и оживленно беседуя, они прошли к столику напротив меня. Заказали привычный кофе. Они сидели достаточно близко, и я слышала каждое их слово. Незаметно разглядывала их профили, подмечая эмоции, изучала их лица.
Брат и сестра. Всегда приходят сюда каждую субботу. Как и я. Не знаю, сами ли они выбрали это место, или оно им предписано, но еще ни разу они не пропустили этот день. Я же хожу сюда смотреть на них добровольно. Может, мой куратор знает об этом, а может и нет. Это не важно, запретов не поступало, а значит я могу продолжать свою игру в шпиона.
Они мне нравятся. Мне нравятся их беседы. Они говорят об истории искусств – о кино, о книгах, о картинах давно умерших творцов. Он учится на искусствоведа, она психолог, будет конструктором. Много рассказывает интересных фактов о человеке, и механизмах его психики, о том, как просчитываются и на основе чего составляются наши предписания. Они часто смеются, бурно жестикулируют, много улыбаются. Я бы хотела быть частью их жизни. Но, несмотря на то, что я вижу их так часто, даже намека на это нет в моей программе. И, наверное, к моему огорчению, никогда и не будет. Они слишком другие, слишком отличаются от того круга, от того типа людей, что мне соответствует. Менее серьезны, менее приземлены, менее расчетливы и меркантильны. Витают в облаках, беспечные. Это понятно из их разговоров, по их жестам, по их смеху. Какие-то более легкие, подвижные, более живые.
И поэтому мне всегда казалось, что если я подойду к ним в отсутствии предписания, они не насторожиться, потому что им безразлична программа. Они не откажут мне в разговоре и компании, и мы сможем наладить дружеские отношения. Мне почему-то очень хотелось этого, хотелось рискнуть, не ведая, к чему это приведет. Я хотела объединить наши жизни.
- А вы знаете, что подслушивать нельзя? – оторвал меня от раздумий детский голос. Я отвернулась от брата с сестрой. Напротив меня на диванчике сидела девочка лет десяти. Когда она успела подсесть?
Девочка была просто живой иллюстрацией штампа на образ милого ребенка. Голубенькое платьице с белыми кружевами, светлые волнистые волосы, заплетенные в два хвостика, пухлые губки, аккуратный круглый носик, большие голубые глаза.
- А ты знаешь, что невежливо мешать незнакомым людям? – парировала я ее замечание. – Ты здесь одна? Потерялась?
Девочка, не обратив внимания на мою колкость, весело болтала ногами.
- Нет, мама нам сладкое на ужин покупает, я ее жду. - Девочка мотнула головой в сторону прилавка. Я проследила взглядом, увидев невысокую женщину, склонившуюся над витриной. – А почему ты следишь за этими дядей и тетей?
- Я не слижу, просто мне стало скучно.
- Тебе каждое воскресение скучно? – девочка хитро улыбнулась. Я настороженно посмотрела на нее. – Мы тут каждую неделю покупаем сладкое к обеду, и ты всегда тут сидишь и смотришь на них. Вот мне и стало интересно почему, – девочка неотрывно смотрела мне в глаза. Я почему-то не смогла выдержать этого взгляда и снова повернулась к парочке напротив.
- Просто мне нравится за ними наблюдать, – эта беседа уже начала мне надоедать.
- Хочешь с ними познакомиться? – в голосе моей собеседницы мелькнуло что-то, похожее на осуждение.
- Может и познакомлюсь. Тебе какое дело? – настойчивость незнакомки уже стала меня раздражать. Я повернулась к ней и наградила ее недовольным взглядом, надеясь, что его будет достаточно, чтобы она ушла.
- А предписания есть? Без предписания нельзя, мама так говорит. Мама говорит, что мы должны слушаться, – девочка состроила серьезное личико.
- Пожалуй, можно делать что-то и без предписаний. Иногда можно обойтись и без них.
- Мооожно?- протянула девочка удивленно и покачала головой. – Как так? – в голосе ее послышалось недовольство.
- Предписания тоже могут быть ошибочными, – высказала я вслух, скорее для себя, чем для ребенка, давно назревающую во мне мысль.
Девочка смотрела на меня пристально и уже без улыбки. Взгляд ее отяжелел, от чего мне стало неуютно. Ну и дети пошли.
- Смотри, твоя мама уже расплачивается, беги к ней, – неумело попыталась я отделаться от ребенка.
Девочка повернулась проверить, так ли это. Не попрощавшись, к моему облегчению, она встала и побежала к матери. Та взяла ее за руку, и они вышли из кафе. Странно, до этого дня я не замечала, чтобы они приходили сюда каждое воскресение.
Быстро допив свой чай, на этот раз я собралась домой раньше обычного времени. Недолгий разговор с назойливой девочкой выбил меня из колеи.
По дороге домой я решила прогуляться через парк, чтобы успокоить вдруг неожиданно разбушевавшиеся мысли. Давно со мной такого не было, чтобы мысли отказались подчиняться, появлялись неожиданно, вопреки моему желанию, вытягивая откуда-то из недр подсознания неожиданные, нежданные идеи. Хотелось бежать, хотелось нарушить все правила, сделать что-то неправильное, навредить себе, сломав и нарушив всю систему своей жизни. Никогда ранее у меня не было таких практически суицидальных порывов.
«Пожалуй, можно делать что-то и без предписаний. Иногда можно обойтись и без них», вертелось в голове.
Сделать что-то не так. Я постояла рядом с детской площадкой, наблюдая, как играют дети. В таком возрасте они еще пока делают то, что хотят, всю свою жизнь берут из своей головы. Конечно, родители многое решают за них: что читать, чем увлекаться, чем заниматься в свободное время, а родителям это диктует предписание. И все же…. Такая не полностью контролируемая жизнь всегда казалось мне слишком пугающей, полной страхов и опасностей, тяжелой. Но сейчас мне от чего-то захотелось подобного риска, такой тяжести.
Что же со мной вдруг случилось?
Дети уже стали обращать внимание на странную тетю, пристально за ними наблюдающую, и я поспешно ушла прочь, добравшись до дома уже быстрым шагом, чуть ли не бегом.
Квартира встретила меня тишиной и покоем в компании с ожидающего у запертой двери Аликом.
- Привет, – протянула я удивленно, увидев его. – А где Соню потерял? – было странно видеть его здесь, учитывая, что в программе есть только имя Сони, и ни слова про приватный визит ее мужа.
Он удивленно вскинул брови, будто я должна была знать о его приходе.
- Я сегодня без нее. Она уехала к родителям, а проводить выходной одному в пустой квартире не в моем характере. Вот я и пришел. Сюрприз. Вино нам принес, будем ужинать как цивилизованные люди. Кино посмотрим.
Мне он нравился, у нас хорошие отношения, но вот сегодня мне совсем не хотелось развлекать Алика весь вечер. Душа требовала одиночества и покоя. Тем более, предписания нет. А значит, я могу и уклониться.
-Ты извини меня Алик, ничего личного, но я за неделю устала и хочу просто отдохнуть в выходные, ничего не делая. Давай в следующий раз?
Я открыла дверь и вошла в прихожую, ожидая, что Алик поймет меня и попрощается. Но он протиснулся следом.
- Слушай, я все понимаю, мне и самому то не особо хочется. – Он повесил куртку на вешалку и уже стал снимать ботинки. – Но некоторых вещей не избежать.
Пока я пыталась понять, о чем вообще идет речь, ведя себя будто у себя дома, он уже прошел в квартиру и шумел посудой на кухне.
- О чем ты говоришь, Алик? – я стояла в проеме двери.
Алик со стуком поставил на стол кастрюлю, которую доставал с полки и повернулся ко мне. Лицо его было серьезным и озабоченным.
- Давай не будем все усложнять, хорошо? Впереди хороший вечер. Садись, я ужин буду готовить.
Он отвернулся и полез в холодильник.
Смирившись с его решительностью, я ушла переодеваться в уютную домашнюю одежду. Алик хорошо готовил, и раз уж он так настаивал, я поужинаю с ним.
Пока я приводила себя в порядок, на кухне кипела бурная деятельность. Что-то жарилось, кипело, ворчало, тушилось в духовке.
- Пахнет вкусно.
- Ну, не буду же я тебя гадостью кормить,– ухмыльнулся довольный похвалой повар. – Уже почти готово, выбери пока фильм из тех, что я принес. Я диски на столике в прихожей оставил. После посмотрим.
Все принесенные им картины я уже смотрела. Похоже, учитывая, что нового ничего не снимают, однажды наступит момент, когда я посмотрю все существующие фильмы и придется идти по кругу. Выбрав ненавязчивую комедию, я вернулась обратно в кухню, где Алик уже раскладывал по тарелкам еду и разливал вино.
Ужин прошел за веселой болтовней. Кажется, я уже была рада неожиданному визиту друга. В конце концов, мы столько лет знаем друг друга, приятно посидеть и повспоминать общее прошлое с таким родным человеком.
После, помыв посуду в четыре руки, мы устроились на диване. Алик этого фильма еще не видел и смеялся над каждой шуткой. Скорее из-за заразительности его смеха, чем из-за качества комедии я смеялась вместе с ним. Похоже, вечер все же удался, несмотря на мое первоначальное настроение.
Мне так казалось до тех пор, пока неожиданно Алик не перестал смеяться. Лицо его стало серьезным, он нахмурил брови и закусил губу.
- Что случилось? Все в порядке?- забеспокоилась я неожиданной переменой его настроения.
Алик тяжело вздохнул и, оторвав взгляд от экрана, посмотрел на меня пристально.
- Да я вот думаю, что пора. Чего тянуть? То, что должно быть, должно случиться, – а затем он наклонился и поцеловал меня.
Первые секунды от шока я даже не могла пошевелиться. Но затем я все же оттолкнула его от себя и кубарем скатилась с дивана.
- Ты что творишь? – прокричала я, отскочив от него, начиная злиться из-за такого странного непонятного поведения. – Какого черта, что на тебя нашло?!
- Да перестань ты уже! – вспылил и Алик. – Думаешь, мне легко?! Но если было предписания, мы должны его выполнить. Ты сама это знаешь! И ты знаешь, что оно приведет только к лучшему, каким бы странным не казалось вначале. Так что кончай разыгрывать здесь спектакль! Мы давно знаем другу друга, нам это ни к чему.
Алик встал с дивана и стал приближаться ко мне, видимо намереваясь продолжить начатое.
- Это какой-то абсурд, – пробормотала я. Я не понимала, о каком предписании он говорит.- Алик, в моей программе ничего такого нет!
Он остановился.
- О чем ты? Как это нет?
-Вот так нет, тебе показать?!
Я выбежала в коридор, чтобы принести ему свои распечатки. Алик пошлее за мной. Дрожащей то ли от гнева, то ли от волнения рукой он выхватил у меня листы и судорожно их пролистал.
- Это какая-то ошибка, - в конце концов, сказал он. Он достал из своей сумки распечатки. Полистав их, открыл нужную страницу. – Смотри, – он протянул листы мне.
Я пробежалась глазами по тексту.
- Измена? Да ты с ума сошел! С какой стати? Соня же нас убьет, а потом и себя. Как только могло в твоих предписаниях такое оказаться.
- Не убьет, – он отобрал у меня свои листы и убрал их обратно. – Мы поругаемся, но потом наладим отношения, даже укрепим их. Там так написано. Пойдем к семейному психологу. Это нас сблизит. Может и ребенка, наконец, запланируем.
- Это какой бред!- я вернулась обратно в комнату и устало опустилась на диван. – Ничего не понимаю. И даже не подходи ко мне! – предупредила я. Алик замер в дверях.
Он выгладил таким усталым, сломленным - несмотря ни на что, он все же искренне любил Соню, и такое решение Системы о его жизни шокировало его не меньше меня. Но гражданином он всегда был усердным и исполнительным.
- Ты как хочешь, но Соне я скажу, что все было. Ты можешь попытаться убедить ее в обратном, но она врядли поверит. В ее предписаниях все сказано, я проверял по сети. Что будет между вами, я не знаю, это от меня скрыто, но все, что касается наших отношений, я посмотрел. Ты же знаешь, конструкторы не ошибаются, а значит это действительно нужно. Я ухожу. Как придешь в себя, позвони мне.
Он вышел в прихожую, и спустя некоторое время хлопнула входная дверь.
Не теряя времени, желая как можно скорее во всем разобраться, я включила свой ноутбук. Моя личная страничка содержала на следующий месяц ту же программу, что и была мне выдана днем.
Тогда я решили просмотреть страницу Сони. Конечно, от меня закрыта вся ее программа, но наши общие события я могла просмотреть и сравнить.
«В доступе отказано. Убедитесь, что вы имеет право на просмотр страницы данного пользователя. В случае ошибки обратитесь в техническую поддержку», выдал мне красный текст кураторский сайт. Я обновила страницу несколько раз, попробовала открыть страницы других упомянутых в моих предписаниях людей, но все напрасно.
«В доступе отказано», упорно твердили мне.
Не желая сдаваться, я позвонила в круглосуточную службу поддержки. Пришлось долго ждать ответа, и спустя пару десятков минут раздался голос девушки-диспетчера.
Я назвала свое имя и идентификационный номер. Зачитав основные пункты своей программы, я попросила подтверждения того, что они верны. Ожидая сообщения об ошибки, я получила ответ, что все сходится.
- Но как же так? Я обнаружила у своих друзей в программе события, не предусмотренные моею.
Девушка немного помолчала, я слышала, как она щелкает кнопками на мыши.
- Полученная вам программа является верной, – наконец ответила она.
- Но как же программы моих друзей? Посмотрите, там же несоответствие. Я бы сама их нашла, но ваш сайт почему-то не дает мне доступа, почему?
- Потому что у вас нет доступа к этим данным. - Железным голосом ответила мне диспетчер. – Сожалею, но я не имею право отвечать вам на подобные вопросы. Зачитанная вами программа полностью верна. – Повторила она еще раз. - Желаю вам хорошего месяца. В случае появление вопросов или обнаружения ошибок обращайтесь в нашу службу поддержки. Доброй ночи.
В трубке раздались гудки. Разозленная таким наглым игнорированием я с трудом сдержала себя, чтобы не кинуть телефонной трубкой в стену.
Чтобы успокоиться, я налила себе недопитого нами вина. Пальцы дрожали, в горле застрял комок, хотелось кричать на кого-нибудь долго и истерично. Но в квартире было пусто. Включив телевизор так громко, чтобы не слышать собственного дыхания, я выпила всю бутылку. Белый шум опьянения заглушал и притормаживал хаотично мечущиеся в голове мысли. Выключив телевизор, я легла прямо на диване, уговаривая себя хотя бы на минуту перестать думать вообще и заснуть. Давно забытое чувство, выплывшее откуда-то из темных, мутных глубин детской памяти настойчиво требовало к себе внимания. Кажется, так было давным-давно, когда мама уходила куда-то ненадолго, оставляя меня одну. Кажется, это называется страхом. «Бойся, бойся, бойся» - нашептывал он мне быстро, не останавливаясь, ему слишком хотелось жить.
Спотыкаясь в темноте о мебель, я все же прошмыгнула к себе в спальню. Легла на кровать и с головой замоталась в одеяло, чтобы чудовища не могли добраться до меня. Но страху свободно дышалось даже в тесном, душном тепле. Впервые за многие годы я заплакала. И это были не те разбавленные, водянистые, сладковатые слезы, что я лила во время просмотра душераздирающих драм и мелодрам. Эти были едкие, горькие, густые, от них было больно. Плакала я долго. Кажется, где-то внутри меня прорвало бак с захоронением страха и тоски, и эти отравляющие спокойствие отходы души все продолжали бить и бить из трещины.
Не помню, как и когда, но я все же уснула, видимо лишенная сил от страха и слез. Утром в привычное, давно запланированное время зазвонил будильник. Привычным, давно выполняемым на автомате движением руки, я выключила его, как обычно, чуть не уронив с тумбочки на пол. Так же, стараясь не включать свой разум, поставив его на автопилот, я встала, прошла в ванную, приняла душ, приготовила завтрак, оделась, вышла на улицу, села в машину, отправилась на работу. Лишь бы не думать о том, что было вчера, лишь бы не вспоминать то, что вскрылось в моей душе, лишь бы не всколыхнуть страх, осевший на дно тяжелым черным осадком.
Не успела я войти в кабинет и включить свой компьютер, как зазвонил рабочий телефон. Обрадованная тем, что работа может начаться так рано и больше ни о чем другом не придется думать, я сняла трубку.
- Доброе утро, – бодро, но как-то настороженно прозвучал голос секретаря.
- Доброе, - ответила я. Вспомнив про запланированный успех на работе, я слегка приободрилась.
- Зайди в кабинет начальника экономической безопасности, – секретарь, не дождавшись ответа, уже положила трубку.
Помня про то, что должны вскрыться нечистые дела моей коллеги, я поспешила на встречу.
В кабинете меня ждал не только начальник безопасности, но и директор. Лица у них были очень хмурые. Я вопросительно взглянула на каждого, но они отвели тяжелый взгляд, камнем уронив его в пол.
Директор барабанил пальцами по столу.
- Нам все стало известно, – наконец сказал он, проговаривая слова медленно и осторожно.
- Что известно? – глупо переспросила я, действительно не понимая о чем речь.
- Твои махинации с бумагами и деньгами. Все вскрылось – ответил начальник безопасности вместо директора. Он так и не поднял на меня глаза, лишь устало откинулся на спинку кресла. – Ты же понимаешь, что даром тебе это все равно бы не прошло?
Я не знала, что ответить. Страх, разбуженный настороженными чужими голосами, снова всколыхнул все во мне. Ладони вдруг стали влажными и холодными, я не могла заставить себя ничего сказать, я просто не понимала, что происходит, почему все случилось так. Как моя жизнь может вдруг резко перестать быть подконтрольна предписаниям?! Меня об этом не предупреждали, мне об этом не говорили, я к такому не готова. Хватит!
Но они продолжили говорить.
- Возможно, мы могли бы отнестись к твоему поступку более лояльно, все-таки ты успешно работала у нас долгие годы, заработав хорошее отношение и репутацию. Но нам было выдано предписание.
Когда он произнес это слова, я вздрогнула. Опять расхождение, странная, абсурдная ошибка.
- Ты уволена. Можешь собирать вещи прямо сейчас. Твой оклад взимается нами в счет покрытия нанесенного тобою ущерба. Банковский счет на твое имя аннулирован по той же причине, – тяжело упершись ладонями в стол, директор поднялся с места и подошел ко мне. Молча, отводя взгляд, он пожал мою холодную, словно рыбий труп руку, и, кивнув на прощание, вышел из кабинета.
Я взглянула на начальника безопасности, ожидая еще каких-то слов или объяснений. Но тот лишь покачал головой и махнул рукой, предлагая мне удалиться за дверь.
Я быстро прошла по коридорам в свой теперь уже бывший офис. Коллеги смотрели мне в след сочувственно, но с любопытством. Та, что была виновата на самом деле, не скрывая радости, победно мне улыбнулась, ехидно помахав рукой на прощание. Непонятно за что и почему, мне было очень стыдно. Быстро собрав вещи, ни с кем не простившись, я убежала прочь.
Кинув в багажник коробку с собранными вещами: брелками, ручками, подставками для фотографий, рамками и прочей милой ерундой, украшающий рабочий стол, я поехала домой самой короткой дорогой. Хотелось забраться под одеяло, свернуться клубочком, и ни о чем не думать, просто лежать и пытаться заснуть, просто попробовать представить, что за плотной тканью и шерстью нет никакого мира, нет никаких проблем.
Двери квартиры оказались открытыми нараспашку. Из проема вышли двое рабочих в синих спецовках, держа в руках мой телевизор.
- Что вы делаете? – от неожиданности закричала я высоко и резко.
Грузчики остановились и, поставив телевизор на пол, уставились на меня равнодушно и бесстрастно.
Из квартиры вышел домовладелец.
- Что происходит?- спросила я все еще резко, но уже не так громко. Кажется, я стала привыкать к незапланированным неприятностям.
- Ваше имущество конфисковано, – строго, твердо, голосом не терпящим возражений и истерик, ответил домовладелец. – Вы полгода не оплачивали счета.
- Не может быть! Я всегда плачу вовремя, это какая-та ошибка!
- Уносите, – коротко бросил хозяин грузчикам, затем снова посмотрел на меня. В глазах ни тени сочувствия, ему было просто все равно, он выполнял свою работу. – Это копии просроченных счетов, выписка из банка, решения Системы, а также моего предписания. Можете ознакомиться. – Он протянул мне листы. Я выхватила их из его рук, с беспочвенной надеждой мечтая увидеть там ошибку. Но все было слишком правильно, слишком точно. Система предписаний не допускает ошибок.
Я было дернулась по направлению к рабочим, намереваясь их остановить, но домовладелец перехвати меня, сжав сильными пальцами мое предплечье. Стало больно и страшно. Взгляд у него был недобрый и холодный, кажется, он был готов на все, лишь бы не дать мне помешать осуществлению предписания.
- Я бы посоветовал вам уйти добровольно. Не вынуждайте меня вызывать Надзор.
Надзор. Я перестала вырываться из его рук, когда в моей голове стали проноситься воспоминания о страшных слухах, что ходили вокруг этой единственной правоохранительной организации. Не знаю, что из всего этого нагромождения ужасов городского фольклора содержит частички правды, но лучше оказаться на улице, чем выяснить это на своей шкуре.
Я демонстративно отступила назад, и мужчина отпустил мою руку, все еще оставаясь настороже. Рабочие выносили уже мебель.
Я беспомощно и растеряно смотрела, как у меня отбирали все, что было моей опорой, якорем в этом мире. Сначала друзья, теперь и работа, квартира, имущество. Книги, диски с музыкой и фильмами, блокноты с записями, одежда и любимые украшения – теперь я была лишена даже этого.
Домовладелец пристально рассматривал меня сквозь мои глаза с расширенными от страха зрачками. Наверно видно всю меня до самого дна.
- Вот, – он полез в карман и вынул коричневый толстый бумажник, достав из него несколько купюр – Возьми. И поторопись зарегистрироваться в пансионате для временно упущенных Системой. Там тебе помогут, знаешь, где это?
Я кивнула в ответ, пораженная тем как равнодушно и непричастно он помогал мне, видимо, такое поведение продиктовано предписанием, но нисколько не затрагивала его душу. Мне почему-то стало немного неприятно, появилось странное ощущение, будто меня забрызгали какой-то грязью. Но деньги я взяла. Страх и отчаяние, объединившись, кричали, приказывая хвататься за любую соломинку.
Домовладелец настойчиво подтолкнул меня в сторону лифта. Страх так вопил в моей голове, что никакие мысли не могли пробиться сквозь этот шум. Я словно механическая игрушка побрела в нужную сторону, зашла в лифт, нажала кнопку, спустилась в гараж.
Уже в машине, глядя на разбросанные на соседнем сиденье деньги, не понимая, зачем мне эти цветные бумажки, я немного пришла в себя.
Было страшно. И хотелось, чтобы кто-то разделил со мною этот страх, разогнал его бессмысленными утешительными словами.
Соня. Она всегда принимала меня, знала, что сказать и за что ругать. Она всегда была рядом, сколько помню с моих первых предписаний. Соня. Я повернула ключ в зажигании и поехала в знакомом направлении.
Музыка в машине орала на всю громкость, возмущая мысли своей болезненностью, не давая мне начать осознать ситуацию до того, как я окажусь в безопасности дружеского крова.
Соня открыла дверь сразу. Она работала на дому, как никогда я раньше была рада этому.
- Зачем пришла? – с порога, не отступая назад и не давая мне войти, выплюнула она. Кажется, только из-за вежливости и внушительного стажа нашей дружбы она не захлопнула дверь перед моим носом.
- Соня, я просто, просто… - неожиданно для себя я зарыдала, захлебнулась в истеричных всхлипываниях и невкусных слезах, – помоги мне, - выдавила я, размазывая воду и косметику по лицу.
- Помочь, после того, что ты сделала? Даже не думай. Нашим отношениям конец, ты должна понимает, это логичный итог.
- Но Соня, я ничего не делала, ничего не было, неужели ты не понимаешь.
Соня тяжело вздохнула. Я почувствовала, как тепло ее тела приближается ко мне. В надежде, что она все поняла, что наша дружба сильнее всего, я подняла голову. Но она не стала обнимать меня, не стала утирать с моих щек слезы и разводы туши. Вместо этого она, больно впившись пальцами, взяла меня за плечи, наши взгляды встретились. Ее, острый и холодный как нож, больно резанул душу.
- Не будь дурой, – она тряхнула меня скорее от раздражения, чем от желания помочь понять. – У меня предписания и ничего нельзя изменить. Было предписания дружить, я дружила, теперь они изменилось, изменилась и я. Больше не приходи. – Она отпустила меня, отступив назад к двери. – И знай, все твои друзья получили такие же предписания. Так что побереги свои нервы, не беспокой их. Все кончено. Для всех нас.
Она шагнула за порог и захлопнула дверь громко и резко, пережав и перерубив ею все соединяющие нас нити.
Все кончено. Цепляясь за перила - ноги подкашивались от слабости и страха, я спустилась на улицу, к машине. На крыльце я оступилась и полу-упала, полуприсела прямо на ступеньки. Дав себе волю, я заплакала, уже ничем не сдерживая ни себя, ни страх, ни отчаяние.
Я то пыталась укрыться от мира, спрятав лицо в холодных ладонях. То с пустой надеждой искала поддержки в глазах проходящих мимо людей. Но никто не остановился, никто даже не задержал на мне взгляд дольше пары секунд. Они знали – все так, как надо, они знали - если я плачу, то так предписано. А это значит, ничего плохого не случится, ничего плохо просто не может быть, поэтому им можно быть равнодушными. Поэтому им все равно, что произошло.
К вечеру, когда сползающее лезвие солнца уже вспороло горизонт, залив небо алой кровью, я наконец смогла подняться и сесть в свою машину. Мне стало немного легче. Острая боль страха и паники пропала, сменившись ровным отупением безнадежности.
«Все плохо» – заботливо успокаивал меня страх, «не о чем волноваться, просто все плохо, таким и останется». Я почти не следила за движением на дороге, впервые за всю жизнь, ведя свою машину в сторону городской стены.
Город сонный и усталый, тек мимо неторопливо, неловко, лениво. Улицы были полупусты, свет в окнах пленен шторами, внимание людей – их проблемами, заботами, планами. Я впервые осознала, что если этого не будет в списке на текущий месяц никто и никогда не заговорит со мною, не обратит внимания, даже не подумает о том, что можно было бы это сделать. Вне Системы я была невидима.
Окраина города, встретила меня молчанием. Дома простые, серые, без украшений, огней, рекламы. Пустые улицы, черные зрачки незажженных светом окон, даже листья на деревьях были не такими зелеными, будто цвет блекнул под налетом оседающей здесь бессмысленности. Сюда попадали только те, кто был потерян Системой. Если ты выпадаешь из списков, вся твоя жизнь останавливается. Я испытала это на собственном опыте и теперь понимала, почему окраины всегда пустовали, почему сюда никто не желал приезжать, и почему люди здесь ходили по улицам быстро, стараясь как можно быстрее укрыться в стенах домов. Если ты потерян, то лучше далеко не уходить от места, где тебя могут найти, чтобы быть готовым к тому, что тебя отыщут и вернут обратно.
Большая часть окон пансионата были темны. Но дверь оказалась открыта. Она неприятно скрипнула, давая понять, как плохи моя дела, раз я здесь оказалась.
Регистрационная стойка пустовала. Нажав на звоночек, я стала ждать ответа, устало оперившись на стойку. Спустя минуту послышались неспешные шаги. Откуда-то из подсобного помещения вышла усталая женщина. Тонка, сухая, она была похожа на обломанную веточку, торчащую из снега. Она когда-то жила и зеленела, когда-то была частью чего-то большего сильного, но порыв ветра сломал ее и оторвал, выбросив прочь. Наверное, я теперь тоже выглядела так, словно сухой хворост.
- Впервые? – без предисловий, без интереса спросила она голосом ровным и тихим.
Я кивнула.
- Тогда заполните регистрационный бланк, – она протянула мне лист из плохой , желтоватой бумаги и ручку.
Пока я торопливо писала, отвечая на анкетные вопросы, она молча ждала, не сдвинувшись с места, стоя прямо и безучастно. Ей некуда было спешить и некуда было идти.
- Ваша комната номер двести один. – Она протянула мне ключи в обмен на бланк. - Бесплатная столовая в здании напротив. Комендантского часа нет. Когда пойдешь на прием к куратору, возьмешь справку о месте проживания. Одежда, имущество имеются? – я отрицательно покачала головой. – Тогда можешь подобрать что-то в гардеробной. Одежда там чистая стиранная, но не новая. Пока не вернешься в Систему, придется не брезговать. Все ясно? – я кивнула. Желания разговаривать дольше и больше не было как ни у нее, так ни у меня. – Тогда на этом все.
Не попрощавшись, она скрылась за той же дверью, откуда появилась. Странно, но после общения с ней не осталось ничего: никаких чувств и мыслей, только сухой факт в памяти.
Я поднялась на второй этаж. Дверь в номер двести один нашлась в том конце коридора, где не было окон. Я повернула ключ в простом замке и зашла внутрь.
Комната была совсем небольшая – сюда поместились кровать, стол, стул, шкаф и еще осталось немного места для старого вытертого коврика. Стены покрашены в какой-то невразумительный блеклый серо-зеленый цвет, без картин и украшений, даже занавески на окнах не могли придать никакого ощущения уюта. С трудом заставив себя умыться в маленькой тесной ванной, где пахло хлоркой и сыростью, я, не раздеваясь, забралась под тонкое одеяло.
Даже темнота была здесь какой-то безликой, пустой, жидкой, не вызывающей ни тени страха. Словно она чего-то ждала, и ей было не до тех, кто попал в ее объятия. Все здесь чего-то ждали. Я сейчас ждала сна. И он пришел ко мне без особой охоты, по необходимости. Погасил мысли и заставил дышать размереннее. «Спи, тебе так положено».
читать дальшеНапример, вот этот паренек напротив меня. Слушает плеер, закрыв глаза. Ногой и пальцами постукивает в такт ритму только ему слышимой музыки. Худой с длинными руками и ногами, пальцы тонкие – наверное, играет на фортепьяно, по-детски пухлые губы, румянец на щеках, черты лица еще мягкие, детские. Никогда раньше не видела его в приемной, наверное, посещает куратора в первый раз. Так рано, он же еще мальчишка. Возраст, когда тебя начинают вести, все снижается и снижается. Даже ребенком побыть не успеваешь. Мне стало грустно, и я вздохнула чуть тяжелее обычного.
Неожиданно парень открыл глаза. Мы встретились взглядами и не спешили их отводить. Не было смысла. Если наши жизни должны пересечься, так оно и будет. А если нет, то не стоит и волноваться, чтобы мы ни делали, это не отразится на нашем будущем.
Может он и выглядел как ребенок, но чувствовал себя уже совсем как взрослый: спокойный, безразличный, не ищущий. Они уже успели вытравить из него все любопытство и весь азарт, непостоянство и бунтарство.
Зато во мне вдруг проснулось странное чувство протеста. Захотелось вскочить с места, схватить мальчика и вытащить его отсюда, убежать. Влезть в его жизнь, узнать о нем все, заставить выслушать все о себе, переплести наши жизни вопреки предписаниям, нарушив запланированное будущее. Чтобы они сделали с этим?
Но я даже не двинулась с места, выражение моего лица не изменилось, оставаясь таким же холодным и равнодушным, как и у мальчика напротив. Я уже и забыла что это такое – ошибаться и делать что-то не так, делать что-то импульсивно и непреднамеренно, непредсказуемо. Но это была справедливая плата за безопасность и уверенность.
Дверь приемной открылась, и в проеме показалась молоденькая девушка куратор. Она сверилась со списком и произнесла мое имя. Паренек закрыл глаза и снова погрузился в музыку. Я встала с места и проследовала за девушкой в комнату. Мы прошли к ее столу, отгороженному перегородками от других рабочих мест.
Девушка жестом предложила мне присесть, молча заняв свое место и начав открывать какие-то файлы в своем компьютере. Я достала идентификационную карточку и протянула ей, тут же расслабленно откинувшись на спинку стула. Стандартная ежемесячная операция, никаких неожиданностей и волнений.
Куратор ввела мой номер, сверилась с базой данных о выполнении всех предписаний, вернула мне удостоверение с новой отметкой о прохождении ежемесячной проверки.
- Поздравляю, вы успешно прожили предыдущий месяц, выполнив все предписания, – она поводила мышкой по столу. Тут же проснулся и заработал принтер. Мы терпеливо подождали, пока он выплюнет все листы и снова замолчит. Куратор протянула мне распечатки. – Вот ваша программа на следующий месяц. Вам везет, он будет спокойный и радостный, - девушка улыбнулась хоть и тепло, но по привычке. – Даже есть новое знакомство с отличными перспективами на дружбу.
Я вежливо улыбнулась и кивнула в ответ.
- Всем бы моим подопечным так везло. И все бы все вовремя выполняли, как вы, - куратор покачала головой. – А то порой такие проволочки, столько задержек, переносов из месяца в месяц, длительные болезни. – Она вздохнула и, немного помолчав, снова вернулась к официальному тону беседы. – Как всегда, свою программу вы так же можете просмотреть в интернете на вашей личной странице. Всего доброго.
Я встала с места и, попрощавшись, двинулась к выходу.
А ведь я даже не знаю, как зовут моего куратора, хоть и хожу к ней уже несколько лет. Просто смысла в этом нет. У нас нет предписаний на дружбу или приятельские отношения, так что это ни к чему. Хотя мне немного жаль, она мне всегда нравилась, хотелось бы узнать, чем она живет.
Паренек в приемной при моем появлении открыл глаза и равнодушно проводил меня взглядом до выхода. Я чувствовала, как он, не моргая, уставился мне в спину. Наверное, пытается угадать, будет ли в его программе пункт, связанный со мною. Ему это в новинку, ему, наверное, еще интересно, что будет дальше в его жизни. Жаль, что я утеряла это.
Впереди был еще почти целый день, и мне не хотелось проводить его дома. Я направилось в привычное место – в кофейню неподалеку от своей квартиры. Небольшая уютная, с приглушенным светом, в ней всегда было тихо и мало посетителей. Устроившись в углу на диване, заказав привычный фруктовый чай, я взялась за изучение программы на следующий месяц.
На работе все хорошо, с клиентом, над которым я бьюсь уже месяц, наконец, будет подписан договор, меня ждет премия. Я хмыкнула: а вот мою соперницу ждут неприятности за наконец вскрывшиеся махинации.
Личная жизнь. Я мельком проглядела этот раздел. Макс, наконец, познакомит меня со своими родителями, надо же, свершилось. Отношения становятся все более серьезными. Вернется из своей закрытой командировки в Институте Планирования, и точно устроит семейный ужин.
Встречи с Соней почти на каждой недели, еще три с Наташей, несколько походов нашей компанией в кафе и боулинг. Ничего интересного.
Раздел семейных отношений пока пуст. Родители умерли, братьев сестер нет, а помолвку стоит ожидать только через пару месяцев.
Так, Саморазвитие. Несколько скорее энциклопедических, чем художественных книг – название не вдохновляют, но должны быть мне интересны, не зря же подбирают «строго согласно вашей индивидуальности, ошибки невозможны», авторские фильмы, записи спектаклей. Все старое, проверенное временим. Сейчас уже ничего не снимают, не пишут, не создают. Нет необходимости. Да и проверку вряд ли пройдешь со своим произведением. Кому они нужны? Вдохновение оно вне планирования, его не предугадаешь, творить по предписаниям сложно.
Непредвиденные обстоятельства – пусто. Хорошо, никаких аварий и прочих неприятностей. Хотя могли бы выигрыш в лотерею предписать.
Я отложила в сторону свою программу. Хоть я и выполняю ее всегда четко и вовремя, делаю это без особой охоты и энтузиазма, как когда-то, когда только начала посещать куратора. Тогда я так радовалась, гордилась этим, чувствовала себя взрослой. Даже сама составляла себе программу, пытаясь угадать что ждет, а потом сравнивала с выданной. Мечтала получить профессию конструктора судеб. Но нет, мне выпало заниматься торговлей. Это было большое разочарование, даже несмотря на то, что в своей профессии мне дали быть успешной, поскольку у меня были необходимые для этого способности. После этого читать программу стало совсем неинтересно. Будет то, что будет, и нет смысла ждать и предугадывать что-либо.
Я заказала к чаю десерт и принялась за сегодняшнюю газету. Я должна была быть в курсе всех дел города, таков мой характер, а значит мое предписание. Сухой газетный язык давался с неохотой, но я пересиливала себя, заставляя прочесть каждую статью.
Я то и дело поглядывала на часы. Наконец, стрелки показали мне половину третьего, значит, сейчас они придут. Я свернула газету и убрала ее в сумку, дочитаю вечером. Заказала себе еще чаю. Официантка как раз принесла мне кружку, когда в дверях появились они.
Как всегда, смеясь и оживленно беседуя, они прошли к столику напротив меня. Заказали привычный кофе. Они сидели достаточно близко, и я слышала каждое их слово. Незаметно разглядывала их профили, подмечая эмоции, изучала их лица.
Брат и сестра. Всегда приходят сюда каждую субботу. Как и я. Не знаю, сами ли они выбрали это место, или оно им предписано, но еще ни разу они не пропустили этот день. Я же хожу сюда смотреть на них добровольно. Может, мой куратор знает об этом, а может и нет. Это не важно, запретов не поступало, а значит я могу продолжать свою игру в шпиона.
Они мне нравятся. Мне нравятся их беседы. Они говорят об истории искусств – о кино, о книгах, о картинах давно умерших творцов. Он учится на искусствоведа, она психолог, будет конструктором. Много рассказывает интересных фактов о человеке, и механизмах его психики, о том, как просчитываются и на основе чего составляются наши предписания. Они часто смеются, бурно жестикулируют, много улыбаются. Я бы хотела быть частью их жизни. Но, несмотря на то, что я вижу их так часто, даже намека на это нет в моей программе. И, наверное, к моему огорчению, никогда и не будет. Они слишком другие, слишком отличаются от того круга, от того типа людей, что мне соответствует. Менее серьезны, менее приземлены, менее расчетливы и меркантильны. Витают в облаках, беспечные. Это понятно из их разговоров, по их жестам, по их смеху. Какие-то более легкие, подвижные, более живые.
И поэтому мне всегда казалось, что если я подойду к ним в отсутствии предписания, они не насторожиться, потому что им безразлична программа. Они не откажут мне в разговоре и компании, и мы сможем наладить дружеские отношения. Мне почему-то очень хотелось этого, хотелось рискнуть, не ведая, к чему это приведет. Я хотела объединить наши жизни.
- А вы знаете, что подслушивать нельзя? – оторвал меня от раздумий детский голос. Я отвернулась от брата с сестрой. Напротив меня на диванчике сидела девочка лет десяти. Когда она успела подсесть?
Девочка была просто живой иллюстрацией штампа на образ милого ребенка. Голубенькое платьице с белыми кружевами, светлые волнистые волосы, заплетенные в два хвостика, пухлые губки, аккуратный круглый носик, большие голубые глаза.
- А ты знаешь, что невежливо мешать незнакомым людям? – парировала я ее замечание. – Ты здесь одна? Потерялась?
Девочка, не обратив внимания на мою колкость, весело болтала ногами.
- Нет, мама нам сладкое на ужин покупает, я ее жду. - Девочка мотнула головой в сторону прилавка. Я проследила взглядом, увидев невысокую женщину, склонившуюся над витриной. – А почему ты следишь за этими дядей и тетей?
- Я не слижу, просто мне стало скучно.
- Тебе каждое воскресение скучно? – девочка хитро улыбнулась. Я настороженно посмотрела на нее. – Мы тут каждую неделю покупаем сладкое к обеду, и ты всегда тут сидишь и смотришь на них. Вот мне и стало интересно почему, – девочка неотрывно смотрела мне в глаза. Я почему-то не смогла выдержать этого взгляда и снова повернулась к парочке напротив.
- Просто мне нравится за ними наблюдать, – эта беседа уже начала мне надоедать.
- Хочешь с ними познакомиться? – в голосе моей собеседницы мелькнуло что-то, похожее на осуждение.
- Может и познакомлюсь. Тебе какое дело? – настойчивость незнакомки уже стала меня раздражать. Я повернулась к ней и наградила ее недовольным взглядом, надеясь, что его будет достаточно, чтобы она ушла.
- А предписания есть? Без предписания нельзя, мама так говорит. Мама говорит, что мы должны слушаться, – девочка состроила серьезное личико.
- Пожалуй, можно делать что-то и без предписаний. Иногда можно обойтись и без них.
- Мооожно?- протянула девочка удивленно и покачала головой. – Как так? – в голосе ее послышалось недовольство.
- Предписания тоже могут быть ошибочными, – высказала я вслух, скорее для себя, чем для ребенка, давно назревающую во мне мысль.
Девочка смотрела на меня пристально и уже без улыбки. Взгляд ее отяжелел, от чего мне стало неуютно. Ну и дети пошли.
- Смотри, твоя мама уже расплачивается, беги к ней, – неумело попыталась я отделаться от ребенка.
Девочка повернулась проверить, так ли это. Не попрощавшись, к моему облегчению, она встала и побежала к матери. Та взяла ее за руку, и они вышли из кафе. Странно, до этого дня я не замечала, чтобы они приходили сюда каждое воскресение.
Быстро допив свой чай, на этот раз я собралась домой раньше обычного времени. Недолгий разговор с назойливой девочкой выбил меня из колеи.
По дороге домой я решила прогуляться через парк, чтобы успокоить вдруг неожиданно разбушевавшиеся мысли. Давно со мной такого не было, чтобы мысли отказались подчиняться, появлялись неожиданно, вопреки моему желанию, вытягивая откуда-то из недр подсознания неожиданные, нежданные идеи. Хотелось бежать, хотелось нарушить все правила, сделать что-то неправильное, навредить себе, сломав и нарушив всю систему своей жизни. Никогда ранее у меня не было таких практически суицидальных порывов.
«Пожалуй, можно делать что-то и без предписаний. Иногда можно обойтись и без них», вертелось в голове.
Сделать что-то не так. Я постояла рядом с детской площадкой, наблюдая, как играют дети. В таком возрасте они еще пока делают то, что хотят, всю свою жизнь берут из своей головы. Конечно, родители многое решают за них: что читать, чем увлекаться, чем заниматься в свободное время, а родителям это диктует предписание. И все же…. Такая не полностью контролируемая жизнь всегда казалось мне слишком пугающей, полной страхов и опасностей, тяжелой. Но сейчас мне от чего-то захотелось подобного риска, такой тяжести.
Что же со мной вдруг случилось?
Дети уже стали обращать внимание на странную тетю, пристально за ними наблюдающую, и я поспешно ушла прочь, добравшись до дома уже быстрым шагом, чуть ли не бегом.
Квартира встретила меня тишиной и покоем в компании с ожидающего у запертой двери Аликом.
- Привет, – протянула я удивленно, увидев его. – А где Соню потерял? – было странно видеть его здесь, учитывая, что в программе есть только имя Сони, и ни слова про приватный визит ее мужа.
Он удивленно вскинул брови, будто я должна была знать о его приходе.
- Я сегодня без нее. Она уехала к родителям, а проводить выходной одному в пустой квартире не в моем характере. Вот я и пришел. Сюрприз. Вино нам принес, будем ужинать как цивилизованные люди. Кино посмотрим.
Мне он нравился, у нас хорошие отношения, но вот сегодня мне совсем не хотелось развлекать Алика весь вечер. Душа требовала одиночества и покоя. Тем более, предписания нет. А значит, я могу и уклониться.
-Ты извини меня Алик, ничего личного, но я за неделю устала и хочу просто отдохнуть в выходные, ничего не делая. Давай в следующий раз?
Я открыла дверь и вошла в прихожую, ожидая, что Алик поймет меня и попрощается. Но он протиснулся следом.
- Слушай, я все понимаю, мне и самому то не особо хочется. – Он повесил куртку на вешалку и уже стал снимать ботинки. – Но некоторых вещей не избежать.
Пока я пыталась понять, о чем вообще идет речь, ведя себя будто у себя дома, он уже прошел в квартиру и шумел посудой на кухне.
- О чем ты говоришь, Алик? – я стояла в проеме двери.
Алик со стуком поставил на стол кастрюлю, которую доставал с полки и повернулся ко мне. Лицо его было серьезным и озабоченным.
- Давай не будем все усложнять, хорошо? Впереди хороший вечер. Садись, я ужин буду готовить.
Он отвернулся и полез в холодильник.
Смирившись с его решительностью, я ушла переодеваться в уютную домашнюю одежду. Алик хорошо готовил, и раз уж он так настаивал, я поужинаю с ним.
Пока я приводила себя в порядок, на кухне кипела бурная деятельность. Что-то жарилось, кипело, ворчало, тушилось в духовке.
- Пахнет вкусно.
- Ну, не буду же я тебя гадостью кормить,– ухмыльнулся довольный похвалой повар. – Уже почти готово, выбери пока фильм из тех, что я принес. Я диски на столике в прихожей оставил. После посмотрим.
Все принесенные им картины я уже смотрела. Похоже, учитывая, что нового ничего не снимают, однажды наступит момент, когда я посмотрю все существующие фильмы и придется идти по кругу. Выбрав ненавязчивую комедию, я вернулась обратно в кухню, где Алик уже раскладывал по тарелкам еду и разливал вино.
Ужин прошел за веселой болтовней. Кажется, я уже была рада неожиданному визиту друга. В конце концов, мы столько лет знаем друг друга, приятно посидеть и повспоминать общее прошлое с таким родным человеком.
После, помыв посуду в четыре руки, мы устроились на диване. Алик этого фильма еще не видел и смеялся над каждой шуткой. Скорее из-за заразительности его смеха, чем из-за качества комедии я смеялась вместе с ним. Похоже, вечер все же удался, несмотря на мое первоначальное настроение.
Мне так казалось до тех пор, пока неожиданно Алик не перестал смеяться. Лицо его стало серьезным, он нахмурил брови и закусил губу.
- Что случилось? Все в порядке?- забеспокоилась я неожиданной переменой его настроения.
Алик тяжело вздохнул и, оторвав взгляд от экрана, посмотрел на меня пристально.
- Да я вот думаю, что пора. Чего тянуть? То, что должно быть, должно случиться, – а затем он наклонился и поцеловал меня.
Первые секунды от шока я даже не могла пошевелиться. Но затем я все же оттолкнула его от себя и кубарем скатилась с дивана.
- Ты что творишь? – прокричала я, отскочив от него, начиная злиться из-за такого странного непонятного поведения. – Какого черта, что на тебя нашло?!
- Да перестань ты уже! – вспылил и Алик. – Думаешь, мне легко?! Но если было предписания, мы должны его выполнить. Ты сама это знаешь! И ты знаешь, что оно приведет только к лучшему, каким бы странным не казалось вначале. Так что кончай разыгрывать здесь спектакль! Мы давно знаем другу друга, нам это ни к чему.
Алик встал с дивана и стал приближаться ко мне, видимо намереваясь продолжить начатое.
- Это какой-то абсурд, – пробормотала я. Я не понимала, о каком предписании он говорит.- Алик, в моей программе ничего такого нет!
Он остановился.
- О чем ты? Как это нет?
-Вот так нет, тебе показать?!
Я выбежала в коридор, чтобы принести ему свои распечатки. Алик пошлее за мной. Дрожащей то ли от гнева, то ли от волнения рукой он выхватил у меня листы и судорожно их пролистал.
- Это какая-то ошибка, - в конце концов, сказал он. Он достал из своей сумки распечатки. Полистав их, открыл нужную страницу. – Смотри, – он протянул листы мне.
Я пробежалась глазами по тексту.
- Измена? Да ты с ума сошел! С какой стати? Соня же нас убьет, а потом и себя. Как только могло в твоих предписаниях такое оказаться.
- Не убьет, – он отобрал у меня свои листы и убрал их обратно. – Мы поругаемся, но потом наладим отношения, даже укрепим их. Там так написано. Пойдем к семейному психологу. Это нас сблизит. Может и ребенка, наконец, запланируем.
- Это какой бред!- я вернулась обратно в комнату и устало опустилась на диван. – Ничего не понимаю. И даже не подходи ко мне! – предупредила я. Алик замер в дверях.
Он выгладил таким усталым, сломленным - несмотря ни на что, он все же искренне любил Соню, и такое решение Системы о его жизни шокировало его не меньше меня. Но гражданином он всегда был усердным и исполнительным.
- Ты как хочешь, но Соне я скажу, что все было. Ты можешь попытаться убедить ее в обратном, но она врядли поверит. В ее предписаниях все сказано, я проверял по сети. Что будет между вами, я не знаю, это от меня скрыто, но все, что касается наших отношений, я посмотрел. Ты же знаешь, конструкторы не ошибаются, а значит это действительно нужно. Я ухожу. Как придешь в себя, позвони мне.
Он вышел в прихожую, и спустя некоторое время хлопнула входная дверь.
Не теряя времени, желая как можно скорее во всем разобраться, я включила свой ноутбук. Моя личная страничка содержала на следующий месяц ту же программу, что и была мне выдана днем.
Тогда я решили просмотреть страницу Сони. Конечно, от меня закрыта вся ее программа, но наши общие события я могла просмотреть и сравнить.
«В доступе отказано. Убедитесь, что вы имеет право на просмотр страницы данного пользователя. В случае ошибки обратитесь в техническую поддержку», выдал мне красный текст кураторский сайт. Я обновила страницу несколько раз, попробовала открыть страницы других упомянутых в моих предписаниях людей, но все напрасно.
«В доступе отказано», упорно твердили мне.
Не желая сдаваться, я позвонила в круглосуточную службу поддержки. Пришлось долго ждать ответа, и спустя пару десятков минут раздался голос девушки-диспетчера.
Я назвала свое имя и идентификационный номер. Зачитав основные пункты своей программы, я попросила подтверждения того, что они верны. Ожидая сообщения об ошибки, я получила ответ, что все сходится.
- Но как же так? Я обнаружила у своих друзей в программе события, не предусмотренные моею.
Девушка немного помолчала, я слышала, как она щелкает кнопками на мыши.
- Полученная вам программа является верной, – наконец ответила она.
- Но как же программы моих друзей? Посмотрите, там же несоответствие. Я бы сама их нашла, но ваш сайт почему-то не дает мне доступа, почему?
- Потому что у вас нет доступа к этим данным. - Железным голосом ответила мне диспетчер. – Сожалею, но я не имею право отвечать вам на подобные вопросы. Зачитанная вами программа полностью верна. – Повторила она еще раз. - Желаю вам хорошего месяца. В случае появление вопросов или обнаружения ошибок обращайтесь в нашу службу поддержки. Доброй ночи.
В трубке раздались гудки. Разозленная таким наглым игнорированием я с трудом сдержала себя, чтобы не кинуть телефонной трубкой в стену.
Чтобы успокоиться, я налила себе недопитого нами вина. Пальцы дрожали, в горле застрял комок, хотелось кричать на кого-нибудь долго и истерично. Но в квартире было пусто. Включив телевизор так громко, чтобы не слышать собственного дыхания, я выпила всю бутылку. Белый шум опьянения заглушал и притормаживал хаотично мечущиеся в голове мысли. Выключив телевизор, я легла прямо на диване, уговаривая себя хотя бы на минуту перестать думать вообще и заснуть. Давно забытое чувство, выплывшее откуда-то из темных, мутных глубин детской памяти настойчиво требовало к себе внимания. Кажется, так было давным-давно, когда мама уходила куда-то ненадолго, оставляя меня одну. Кажется, это называется страхом. «Бойся, бойся, бойся» - нашептывал он мне быстро, не останавливаясь, ему слишком хотелось жить.
Спотыкаясь в темноте о мебель, я все же прошмыгнула к себе в спальню. Легла на кровать и с головой замоталась в одеяло, чтобы чудовища не могли добраться до меня. Но страху свободно дышалось даже в тесном, душном тепле. Впервые за многие годы я заплакала. И это были не те разбавленные, водянистые, сладковатые слезы, что я лила во время просмотра душераздирающих драм и мелодрам. Эти были едкие, горькие, густые, от них было больно. Плакала я долго. Кажется, где-то внутри меня прорвало бак с захоронением страха и тоски, и эти отравляющие спокойствие отходы души все продолжали бить и бить из трещины.
Не помню, как и когда, но я все же уснула, видимо лишенная сил от страха и слез. Утром в привычное, давно запланированное время зазвонил будильник. Привычным, давно выполняемым на автомате движением руки, я выключила его, как обычно, чуть не уронив с тумбочки на пол. Так же, стараясь не включать свой разум, поставив его на автопилот, я встала, прошла в ванную, приняла душ, приготовила завтрак, оделась, вышла на улицу, села в машину, отправилась на работу. Лишь бы не думать о том, что было вчера, лишь бы не вспоминать то, что вскрылось в моей душе, лишь бы не всколыхнуть страх, осевший на дно тяжелым черным осадком.
Не успела я войти в кабинет и включить свой компьютер, как зазвонил рабочий телефон. Обрадованная тем, что работа может начаться так рано и больше ни о чем другом не придется думать, я сняла трубку.
- Доброе утро, – бодро, но как-то настороженно прозвучал голос секретаря.
- Доброе, - ответила я. Вспомнив про запланированный успех на работе, я слегка приободрилась.
- Зайди в кабинет начальника экономической безопасности, – секретарь, не дождавшись ответа, уже положила трубку.
Помня про то, что должны вскрыться нечистые дела моей коллеги, я поспешила на встречу.
В кабинете меня ждал не только начальник безопасности, но и директор. Лица у них были очень хмурые. Я вопросительно взглянула на каждого, но они отвели тяжелый взгляд, камнем уронив его в пол.
Директор барабанил пальцами по столу.
- Нам все стало известно, – наконец сказал он, проговаривая слова медленно и осторожно.
- Что известно? – глупо переспросила я, действительно не понимая о чем речь.
- Твои махинации с бумагами и деньгами. Все вскрылось – ответил начальник безопасности вместо директора. Он так и не поднял на меня глаза, лишь устало откинулся на спинку кресла. – Ты же понимаешь, что даром тебе это все равно бы не прошло?
Я не знала, что ответить. Страх, разбуженный настороженными чужими голосами, снова всколыхнул все во мне. Ладони вдруг стали влажными и холодными, я не могла заставить себя ничего сказать, я просто не понимала, что происходит, почему все случилось так. Как моя жизнь может вдруг резко перестать быть подконтрольна предписаниям?! Меня об этом не предупреждали, мне об этом не говорили, я к такому не готова. Хватит!
Но они продолжили говорить.
- Возможно, мы могли бы отнестись к твоему поступку более лояльно, все-таки ты успешно работала у нас долгие годы, заработав хорошее отношение и репутацию. Но нам было выдано предписание.
Когда он произнес это слова, я вздрогнула. Опять расхождение, странная, абсурдная ошибка.
- Ты уволена. Можешь собирать вещи прямо сейчас. Твой оклад взимается нами в счет покрытия нанесенного тобою ущерба. Банковский счет на твое имя аннулирован по той же причине, – тяжело упершись ладонями в стол, директор поднялся с места и подошел ко мне. Молча, отводя взгляд, он пожал мою холодную, словно рыбий труп руку, и, кивнув на прощание, вышел из кабинета.
Я взглянула на начальника безопасности, ожидая еще каких-то слов или объяснений. Но тот лишь покачал головой и махнул рукой, предлагая мне удалиться за дверь.
Я быстро прошла по коридорам в свой теперь уже бывший офис. Коллеги смотрели мне в след сочувственно, но с любопытством. Та, что была виновата на самом деле, не скрывая радости, победно мне улыбнулась, ехидно помахав рукой на прощание. Непонятно за что и почему, мне было очень стыдно. Быстро собрав вещи, ни с кем не простившись, я убежала прочь.
Кинув в багажник коробку с собранными вещами: брелками, ручками, подставками для фотографий, рамками и прочей милой ерундой, украшающий рабочий стол, я поехала домой самой короткой дорогой. Хотелось забраться под одеяло, свернуться клубочком, и ни о чем не думать, просто лежать и пытаться заснуть, просто попробовать представить, что за плотной тканью и шерстью нет никакого мира, нет никаких проблем.
Двери квартиры оказались открытыми нараспашку. Из проема вышли двое рабочих в синих спецовках, держа в руках мой телевизор.
- Что вы делаете? – от неожиданности закричала я высоко и резко.
Грузчики остановились и, поставив телевизор на пол, уставились на меня равнодушно и бесстрастно.
Из квартиры вышел домовладелец.
- Что происходит?- спросила я все еще резко, но уже не так громко. Кажется, я стала привыкать к незапланированным неприятностям.
- Ваше имущество конфисковано, – строго, твердо, голосом не терпящим возражений и истерик, ответил домовладелец. – Вы полгода не оплачивали счета.
- Не может быть! Я всегда плачу вовремя, это какая-та ошибка!
- Уносите, – коротко бросил хозяин грузчикам, затем снова посмотрел на меня. В глазах ни тени сочувствия, ему было просто все равно, он выполнял свою работу. – Это копии просроченных счетов, выписка из банка, решения Системы, а также моего предписания. Можете ознакомиться. – Он протянул мне листы. Я выхватила их из его рук, с беспочвенной надеждой мечтая увидеть там ошибку. Но все было слишком правильно, слишком точно. Система предписаний не допускает ошибок.
Я было дернулась по направлению к рабочим, намереваясь их остановить, но домовладелец перехвати меня, сжав сильными пальцами мое предплечье. Стало больно и страшно. Взгляд у него был недобрый и холодный, кажется, он был готов на все, лишь бы не дать мне помешать осуществлению предписания.
- Я бы посоветовал вам уйти добровольно. Не вынуждайте меня вызывать Надзор.
Надзор. Я перестала вырываться из его рук, когда в моей голове стали проноситься воспоминания о страшных слухах, что ходили вокруг этой единственной правоохранительной организации. Не знаю, что из всего этого нагромождения ужасов городского фольклора содержит частички правды, но лучше оказаться на улице, чем выяснить это на своей шкуре.
Я демонстративно отступила назад, и мужчина отпустил мою руку, все еще оставаясь настороже. Рабочие выносили уже мебель.
Я беспомощно и растеряно смотрела, как у меня отбирали все, что было моей опорой, якорем в этом мире. Сначала друзья, теперь и работа, квартира, имущество. Книги, диски с музыкой и фильмами, блокноты с записями, одежда и любимые украшения – теперь я была лишена даже этого.
Домовладелец пристально рассматривал меня сквозь мои глаза с расширенными от страха зрачками. Наверно видно всю меня до самого дна.
- Вот, – он полез в карман и вынул коричневый толстый бумажник, достав из него несколько купюр – Возьми. И поторопись зарегистрироваться в пансионате для временно упущенных Системой. Там тебе помогут, знаешь, где это?
Я кивнула в ответ, пораженная тем как равнодушно и непричастно он помогал мне, видимо, такое поведение продиктовано предписанием, но нисколько не затрагивала его душу. Мне почему-то стало немного неприятно, появилось странное ощущение, будто меня забрызгали какой-то грязью. Но деньги я взяла. Страх и отчаяние, объединившись, кричали, приказывая хвататься за любую соломинку.
Домовладелец настойчиво подтолкнул меня в сторону лифта. Страх так вопил в моей голове, что никакие мысли не могли пробиться сквозь этот шум. Я словно механическая игрушка побрела в нужную сторону, зашла в лифт, нажала кнопку, спустилась в гараж.
Уже в машине, глядя на разбросанные на соседнем сиденье деньги, не понимая, зачем мне эти цветные бумажки, я немного пришла в себя.
Было страшно. И хотелось, чтобы кто-то разделил со мною этот страх, разогнал его бессмысленными утешительными словами.
Соня. Она всегда принимала меня, знала, что сказать и за что ругать. Она всегда была рядом, сколько помню с моих первых предписаний. Соня. Я повернула ключ в зажигании и поехала в знакомом направлении.
Музыка в машине орала на всю громкость, возмущая мысли своей болезненностью, не давая мне начать осознать ситуацию до того, как я окажусь в безопасности дружеского крова.
Соня открыла дверь сразу. Она работала на дому, как никогда я раньше была рада этому.
- Зачем пришла? – с порога, не отступая назад и не давая мне войти, выплюнула она. Кажется, только из-за вежливости и внушительного стажа нашей дружбы она не захлопнула дверь перед моим носом.
- Соня, я просто, просто… - неожиданно для себя я зарыдала, захлебнулась в истеричных всхлипываниях и невкусных слезах, – помоги мне, - выдавила я, размазывая воду и косметику по лицу.
- Помочь, после того, что ты сделала? Даже не думай. Нашим отношениям конец, ты должна понимает, это логичный итог.
- Но Соня, я ничего не делала, ничего не было, неужели ты не понимаешь.
Соня тяжело вздохнула. Я почувствовала, как тепло ее тела приближается ко мне. В надежде, что она все поняла, что наша дружба сильнее всего, я подняла голову. Но она не стала обнимать меня, не стала утирать с моих щек слезы и разводы туши. Вместо этого она, больно впившись пальцами, взяла меня за плечи, наши взгляды встретились. Ее, острый и холодный как нож, больно резанул душу.
- Не будь дурой, – она тряхнула меня скорее от раздражения, чем от желания помочь понять. – У меня предписания и ничего нельзя изменить. Было предписания дружить, я дружила, теперь они изменилось, изменилась и я. Больше не приходи. – Она отпустила меня, отступив назад к двери. – И знай, все твои друзья получили такие же предписания. Так что побереги свои нервы, не беспокой их. Все кончено. Для всех нас.
Она шагнула за порог и захлопнула дверь громко и резко, пережав и перерубив ею все соединяющие нас нити.
Все кончено. Цепляясь за перила - ноги подкашивались от слабости и страха, я спустилась на улицу, к машине. На крыльце я оступилась и полу-упала, полуприсела прямо на ступеньки. Дав себе волю, я заплакала, уже ничем не сдерживая ни себя, ни страх, ни отчаяние.
Я то пыталась укрыться от мира, спрятав лицо в холодных ладонях. То с пустой надеждой искала поддержки в глазах проходящих мимо людей. Но никто не остановился, никто даже не задержал на мне взгляд дольше пары секунд. Они знали – все так, как надо, они знали - если я плачу, то так предписано. А это значит, ничего плохого не случится, ничего плохо просто не может быть, поэтому им можно быть равнодушными. Поэтому им все равно, что произошло.
К вечеру, когда сползающее лезвие солнца уже вспороло горизонт, залив небо алой кровью, я наконец смогла подняться и сесть в свою машину. Мне стало немного легче. Острая боль страха и паники пропала, сменившись ровным отупением безнадежности.
«Все плохо» – заботливо успокаивал меня страх, «не о чем волноваться, просто все плохо, таким и останется». Я почти не следила за движением на дороге, впервые за всю жизнь, ведя свою машину в сторону городской стены.
Город сонный и усталый, тек мимо неторопливо, неловко, лениво. Улицы были полупусты, свет в окнах пленен шторами, внимание людей – их проблемами, заботами, планами. Я впервые осознала, что если этого не будет в списке на текущий месяц никто и никогда не заговорит со мною, не обратит внимания, даже не подумает о том, что можно было бы это сделать. Вне Системы я была невидима.
Окраина города, встретила меня молчанием. Дома простые, серые, без украшений, огней, рекламы. Пустые улицы, черные зрачки незажженных светом окон, даже листья на деревьях были не такими зелеными, будто цвет блекнул под налетом оседающей здесь бессмысленности. Сюда попадали только те, кто был потерян Системой. Если ты выпадаешь из списков, вся твоя жизнь останавливается. Я испытала это на собственном опыте и теперь понимала, почему окраины всегда пустовали, почему сюда никто не желал приезжать, и почему люди здесь ходили по улицам быстро, стараясь как можно быстрее укрыться в стенах домов. Если ты потерян, то лучше далеко не уходить от места, где тебя могут найти, чтобы быть готовым к тому, что тебя отыщут и вернут обратно.
Большая часть окон пансионата были темны. Но дверь оказалась открыта. Она неприятно скрипнула, давая понять, как плохи моя дела, раз я здесь оказалась.
Регистрационная стойка пустовала. Нажав на звоночек, я стала ждать ответа, устало оперившись на стойку. Спустя минуту послышались неспешные шаги. Откуда-то из подсобного помещения вышла усталая женщина. Тонка, сухая, она была похожа на обломанную веточку, торчащую из снега. Она когда-то жила и зеленела, когда-то была частью чего-то большего сильного, но порыв ветра сломал ее и оторвал, выбросив прочь. Наверное, я теперь тоже выглядела так, словно сухой хворост.
- Впервые? – без предисловий, без интереса спросила она голосом ровным и тихим.
Я кивнула.
- Тогда заполните регистрационный бланк, – она протянула мне лист из плохой , желтоватой бумаги и ручку.
Пока я торопливо писала, отвечая на анкетные вопросы, она молча ждала, не сдвинувшись с места, стоя прямо и безучастно. Ей некуда было спешить и некуда было идти.
- Ваша комната номер двести один. – Она протянула мне ключи в обмен на бланк. - Бесплатная столовая в здании напротив. Комендантского часа нет. Когда пойдешь на прием к куратору, возьмешь справку о месте проживания. Одежда, имущество имеются? – я отрицательно покачала головой. – Тогда можешь подобрать что-то в гардеробной. Одежда там чистая стиранная, но не новая. Пока не вернешься в Систему, придется не брезговать. Все ясно? – я кивнула. Желания разговаривать дольше и больше не было как ни у нее, так ни у меня. – Тогда на этом все.
Не попрощавшись, она скрылась за той же дверью, откуда появилась. Странно, но после общения с ней не осталось ничего: никаких чувств и мыслей, только сухой факт в памяти.
Я поднялась на второй этаж. Дверь в номер двести один нашлась в том конце коридора, где не было окон. Я повернула ключ в простом замке и зашла внутрь.
Комната была совсем небольшая – сюда поместились кровать, стол, стул, шкаф и еще осталось немного места для старого вытертого коврика. Стены покрашены в какой-то невразумительный блеклый серо-зеленый цвет, без картин и украшений, даже занавески на окнах не могли придать никакого ощущения уюта. С трудом заставив себя умыться в маленькой тесной ванной, где пахло хлоркой и сыростью, я, не раздеваясь, забралась под тонкое одеяло.
Даже темнота была здесь какой-то безликой, пустой, жидкой, не вызывающей ни тени страха. Словно она чего-то ждала, и ей было не до тех, кто попал в ее объятия. Все здесь чего-то ждали. Я сейчас ждала сна. И он пришел ко мне без особой охоты, по необходимости. Погасил мысли и заставил дышать размереннее. «Спи, тебе так положено».
-
-
29.03.2011 в 12:56-
-
29.03.2011 в 22:00Я сразу ожидал подвоха от Алика
А вообще в любой системе есть глюки
Дима Гуров.
-
-
30.03.2011 в 22:42Это не совсем глюки =)